Опять Петербург...

холодно! Всюду слегка простывшие комнаты, прогоревающиеся теплом из кухни. И мороз, отнимающий меня от улиц и улицы от меня.

Выскальзываю из метро. 3 минуты - и капюшон налетает-накрывает мою кепку, как наседка замёрзшего цыплёнка. Невский - сегодня удивительно холодный. И -нарядный, как всегда - удивительно!

Вперёд, в холодном полузабытье, погружённый в себя (а может, это ещё анастезия после зубного не прошла окончательно). Подхожу к Неве и замираю на вздох. Нева ниже Дворцового парит, вырываясь в воздух, и только по берегу закрайки льда! Кажется, верхний слой воды сгущается, да никак застыть не может. А несколько лет назад, в неболее сильный мороз (даже мене - градусов 20), переходили, помнится, по льду, аки по суху. Теперь лёд лишь повыше моста, да ненадёжный, из спёртых льдин - в полыньях!

По Стрелке - напрямик по площади, прижимаясь к обочине (что-то машины разъездились!) и к родному Институту. Проход у Истфака перегорожен: снимают кино (ну, это заурядное явление: в Петрополе постоянно снимают кино) - "Спецслужба Его Величества". Актёры сидят-скрываются от холода в микроавтобусе, а техники оперируют (не колдуют!) с освещением.

В Институте дверь - после ремонта. Старая Петербуржская дверь со встроенным электронным замком...

Потом - назад. По дороге - в старо-книжный. запастить духовной провизией на 3 недели.

Ночь, полный автобус Сегодня автобусов мало, многие испугались мороза. Но мороза нет. И термометр, словно по шкале тридцативёрстий, отсчитывает пройденный путь до Выборга: -10 градусов - Петербург, -4 градуса - Выборг.

Снег, стылые деревья по бокам. Тьма, прорезаемая редкими фонарями. чарли Чаплин на ДВД на экране автобуса. И - боль...

На границе - совсем нет очередей. Потому, что автобусов почти нет. Но мы стоим. Полусонные, но бодрые финнские пограничники, невымотанные толпой "русских туристов" из челночных рейсов, докучливо проверяют китайцев-корейцев с заднего сидения... Видать, прозванивают адреса: куда. к кому...

И - ночь, и сон. И просыпание уже в Хелсинках. И жизнь в привычной уже колее: автобус-комната-душ-работа.

И только внутри, в глубинном слое души что-то, как застывающая струна, грустно и жалосто стонет... Пройдёт...